Рихтер
Святослав Теофилович
(20.03.1915 года [Житомир] - 01.08.1997 года [Москва]) Если слушать, как Рихтер исполняет музыку разных композиторов, можно подумать, что за фортепиано находится не он один, а разные пианисты,— настолько гибка и разнообразна его исполнительская техника.
При своем широчайшем исполнительском кругозоре Святослав Рихтер всю жизнь оставался ненасытен к новым знаниям. Интересы его были разносторонне он поражал широтой творческой личности. Дома у него собралась большая библиотека не только музыкальной, но и художественной литературы. Он сам пробовал писать, и по свидетельствам современников-писателей,— оригинально, броско, без затруднений находя меткие сравнения и эпитеты. Известный московский художник Роберт Фальк признавал у Рихтера нешуточный талант живописца. Друзья даже организовали на квартире Г. Нейгауза, известного музыкального педагога, который, по существу, дал Рихтеру «путевку в жизнь», маленькую выставку картин, написанных пианистом. Известно мнение ряда художников: если бы Святослав Рихтер профессионально занимался не музыкой, а живописью, он достиг бы таких же высот, как те, какие он достиг в фортепианном исполнительском искусстве.
Биография» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
Святослав Теофилович Рихтер родился в Житомире 20 марта 1915 года. Его детство, прошедшее в Житомире и Сумах, по воспоминаниям пианиста, было «овеяно сказками поэзии». «В семье царил культ природы,— писал Рихтер.— До семи-восьми лет я верил в эльфов и русалок. Природа для меня всегда была полна таинственности» .
Будущий пианист жил в семье дедушки — музыкального мастера и настройщика фортепиано. Мать Анна Павловна Москалева «была художественно одарена, любила театр, музыку». Анна Павловна напоминала Святославу персонажа из пьесы «Дни Турбиных» Булгакова, а сама пьеса довольно точно, по впечатлениям Святослава, воспроизводила атмосферу их семьи. Его отец Теофил Данилович, немец, был профессиональным музыкантом, играл на фортепиано и органе, любил романтические пьесы, особенно Шумана и Шопена, учился в Венской академии музыки и всего провел в Вене около 20 лет. Однако он не любил выступать на сцене и потому не стал концертирующим пианистом.
После Житомира и Сум до 1937 года Святослав жил в Одессе. Там он закончил семилетнюю школу. В доме Рихтера часто собирались друзья отца, которые занимались музыкой — играли трио, квартеты. Также Святославу и полюбились вечера, которые устраивал у себя дома по четвергам профессор Одесской консерватории Б. Тюнеев.
Большое влияние на Святослава оказал тот факт, что отец устроился органистом в оперу. Посещение оркестровых репетиций вызывало в мальчике любовь к музыке, рождало желание творчества. Позже Святослав признавался, что «проходил в оперном театре... школу».
Он начал сочинять музыку рано, еще до того, как научился играть. Отец всемерно поощрял увлечения сына. Заботливой рукой отца записаны первые опыты Святослава в области композиции, скорее наивные, чем имеющие музыкальный интерес. Это были жанровые картинки, которые назывались «Утренние птички», «Сон», «Дождик», «Море», «Индийский замок»... Впечатленный знакомством с оперным театром, Святослав сам начинает писать оперы; первые две называются «Тщетное избавление» и «Бэла» и были навеяны сюжетами М. Лермонтова. Но гораздо больше Святослав любил проигрывать оперы с листа. У отца была богатая нотная библиотека, и Святослав охотно копался в ней. Выбрав произведение по душе, юноша ставил ноты на фортепиано и часами импровизировал, поражая слушателей смелостью полета фантазии. При этом он фактически не прошел систему обучения фортепианной игре. Иногда отец заходил в комнату, где играл сын, и тогда слышались резкие слова: «Как ты играешь? Как держишь руки?» На суровые замечания отца не менее резко реагировала мать: «Оставь ребенка в покое, пусть играет как хочет».
В 19 лет Святослав Рихтер поступил в Одесский оперный театр в качестве пианиста-аккомпаниатора. Работал он с увлечением, его творческая энергия очень скоро стала приносить плоды; обычно Рихтер приступал к исполнению, предварительно изучив весь клавир оперы наизусть. Святославу помогала изумительная память, удерживавшая сотни страниц музыкального текста. Не вызывал сомнения музыкальный талант Святослава, и в 1937 году на семейном совете было принято решение отправить сына в Москву на прослушивание к Генриху Густавовичу Нейгаузу — профессору Московской консерватории. Нейгауз был уже наслышан о Святославе, но не мог понять, как некий молодой человек с периферии, не получивший начального музыкального образования, может претендовать на звание студента столичной консерватории.
Однако это недоумение развеялось с первой же встречи Рихтера и Нейгауза. На прослушивании Святослав Рихтер играл сдержанно, подчеркнуто строго, но его исполнение с первой минуты захватило маститого педагога. Впечатленный Нейгауз шепнул соседке: «По-моему, это гениальный музыкант».
Итак, Святослав стал студентом консерватории. Основной упор обучения был сделан на развитие исполнительской техники — этот недостаток сына беспокоил еще Рихтера-старшего. И Святослав, никогда ранее не ставивший дисциплину игры на должную высоту, вынужден был умерить свою гордость и долгими часами заниматься техническими упражнениями. Но он оказался весьма прилежным учеником. Его трудоспособность поражала.
База знаний, репертуар и кругозор у Рихтера уже сформировались. Г. Г. Нейгаузу пришлось заниматься со студентом весьма своеобразно. Позже Генрих Густавович рассказывал об этом: «Учить Рихтера в общепринятом смысле слова оказалось нечему. По отношению к нему я всегда занимал лишь позицию советчика». Например, однажды потребовалось подготовить к уроку сонату Листа. Это было весьма сложное произведение. Если с другими учениками на это уходило много времени, то Рихтеру потребовалось дать лишь несколько советов, да еще Нейгауз немного поспорил с ним о трактовке одного эпизода. Все. На это ушло тридцать минут.
26 ноября 1940 года Рихтер играл в Малом зале Московской консерватории. Это было первое его выступление перед столичной аудиторией. Вскоре он выступил в Большом зале с Первым концертом Чайковского, и с той поры кончилась слишком затянувшаяся безвестность великого пианиста.
Артистическую судьбу Рихтера во многом определила его встреча с С. Прокофьевым. Когда Святослав, разучивший Шестую сонату композитора, исполнил ее на концерте, восхищенный Прокофьев, присутствовавший здесь же, прошел через весь зал, чтобы пожать молодому пианисту руку. Затем они направились в артистическую, где Прокофьев обратился к Рихтеру с неожиданной просьбой: «Может быть, вы сыграете мой Пятый концерт? Он только что провалился и не имеет успеха...»
Такая просьба изумила молодого пианиста, но, разумеется, Святослав взялся за работу. В феврале 1941 года Рихтер уехал в Одессу, а когда в марте вернулся в Москву, он знал Пятый концерт наизусть. Произведение прозвучало перед аудиторией и вызвало овацию. С тех пор Прокофьев, поверивший в пианиста, доверял исполнение спорных, новаторских произведений исключительно ему. Едва ли не в каждом случае талантливый музыкант с честью справлялся с заданием. Причины успеха крылись в способности Святослава с полуслова понимать композитора, схватывать на лету все его идеи и уметь донести до слушателя. Рихтер обладал даром глубоко проникать в суть музыкального произведения. Молодой пианист стал настоящим соратником, творческим единомышленником великого Прокофьева.
Во время войны Рихтер, который был освобожден от призыва в армию, работал особенно напряженно. Он играл по восемь-десять часов ежедневно, и скоро у него вошло в привычку заниматься и ночами. Собственного фортепиано у Святослава не было, и он вынужден был договориться с известной московской художницей Анной Трояновской о том, что будет по вечерам заниматься у нее. Он молча появлялся в мастерской, садился за фортепиано и часами играл... а художница рисовала. У Трояновской сохранилось несколько портретов Рихтера, сделанных во время игры.
Назначенный на 19 октября 1941 года сольный концерт Святослава Рихтера из-за тревожной обстановки и осадного положения Москвы пришлось перенести на более позднее время. Выступление пианиста состоялось в июле 1942 года, и игра Рихтера тогда произвела фурор. В 1945 году он выступил на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей и завоевал Первую премию.
Примерно с того же времени Рихтер начинает «осыпать» публику огромным количеством фортепианных концертов. Уровень его исполнения остается весьма высоким. Имя Рихтера приобретает авторитет и популярность. Начинается бурная концертная деятельность Святослава Рихтера на просторах Советского Союза. Гастролирует он беспрерывно, но за границу его выпускают только через пять лет. В 1950 году он выезжает с концертами в Чехословакию, и мир открывает для себя великого виртуоза. Начинаются зарубежные поездки Святослава Рихтера: Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, Финляндия...
Его энергия не иссякала. В 1960 году за два с половиной месяца гастролей в США он наездил 22 тысячи километров. Концерты Святослава Рихтера неизменно проходили при полных залах, критика его хвалила, но... Несмотря на успехи, у пианиста наметилась одна интересная особенность. Это была чересчур повышенная требовательность к себе. Зачастую, даже если специалисту казалось, что Рихтер играет превосходно, сам пианист оставался недоволен своей игрой и после концерта, прошедшего, казалось бы, с большим успехом, оставался в зале, терпеливо ждал, пока публика разойдется, а затем садился к роялю и принимался часами играть произведение, которое его не удовлетворило. Эту черту характера Святослава Рихтера замечали многие. Корреспондент, присутствовавший на съемках фильма «Святослав Рихтер», рассказывал: «Рихтер исполняет блестящие вариации Шопена... На вас обрушивается шквал звуков, вами овладевает ощущение восторга. А Рихтер внезапно снимает руки с клавиатуры, оборачивается и говорит: нет, это плохо, начнем сначала...» Такая требовательность к себе является неотъемлемой составляющей характера гения.
Пианист не возводил в абсолют свое желание жадно накапливать материал. На определенном этапе жизни он принял решение «копать вглубь», то есть, несколько ограничив темпы расширения своего репертуара, начать усовершенствовать технику исполнения фортепианных концертов. И создал технику, которой до Рихтера в мире не существовало. Эта техника и сегодня поражает нас своей оригинальностью. В свое время Г. Нейгауз писал: «Играет ли он Баха или Шостаковича, Бетховена или Скрябина... каждый раз слушатели слышат как бы живого, воскресшего композитора». Это искусство «музыкального перевоплощения» являлось визитной карточкой пианиста. Достигалось это, конечно же, глубочайшим проникновением в замысел фортепианного произведения.
«Копание вглубь» не сильно изменило творческую личность Рихтера. Перечень произведений, исполняемых пианистом, оставался весьма широк. Рихтер исполнял едва ли не все, написанное для фортепиано. При величине и масштабности своей фигуры Рихтер не уставал поражать слушателей своей эксцентричностью. Известный альтист Юрий Башмет рассказывал, как перед одним из совместных выступлений они с Рихтером разговорились за кулисами. Зал был уже полон, и до начала концерта оставалось всего несколько минут. Башмет с тревогой спросил, успел ли Рихтер попробовать рояль, за которым сейчас предстояло играть, успел ли «хотя бы пальцем дотронуться до одной клавиши». Пианист, ни слова не отвечая, вышел на сцену, прошел перед притихшими зрителями к роялю и демонстративно ударил пальцем по клавише. Затем, не ожидая реакции публики, он вернулся за кулисы... Во время гастролей в Минске (совместно с камерным оркестром Белорусской ССР) после исполнения концерта Гайдна зал так неистовствовал, что Рихтер решил сыграть на «бис»... И он сыграл — весь концерт целиком! Или такая деталь. Во время исполнения одной из сюит Баха (опять же в Минске) Рихтер попросил ведущего концерта подержать пальцем басовую клавишу рояля, и пока тот держал, Рихтер играл в другом регистре клавиатуры... Таких случаев в концертной практике Рихтера было множество. Он словно дал себе зарок не позволять слушателям относиться к музыке как к чему-то сухому, закостеневшему. Он весь как бы состоял из подобных анекдотов, которые не умаляли его достоинства музыканта.
А как самоотверженно он работал! Как-то раз Рихтер, специально проехав по глубинке Советского Союза от Москвы до Дальнего Востока, дал за один сезон более полутора сотен концертов. Это было сделано сознательно, чтобы как можно большее количество публики могло встретиться с настоящим музыкальным искусством. А однажды во время гастролей по французской провинции Рихтер выбрал для концертов строение, предназначенное для... сушки снопов. Ошеломленные организаторы гастролей услышали, что желание дать здесь концерт продиктовано вовсе не жаждой дешевой сенсационности, а более чем приличным возрастом строения. Рихтеру понравились высокие бревенчатые стены, уходящие под потолок, а зал, по мнению музыканта, должен был иметь прекрасную акустику.
По случаю 80-летия в 1995 году музыкант был награжден высшим орденом Российской Федерации «За заслуги перед отечеством». 4 апреля 1995 года в Париже Рихтер дал свой последний концерт. .. Вот как прошли последние годы жизни пианиста. 2 июля 1995 в Париже он упал и повредил ногу. По настоянию врачей была проведена операция, после которой Рихтер, еще не окрепнув как следует, отправился на гастроли в Токио. Однако в Японии подстерегла новая беда. Грипп, которым музыкант заразился от массажиста, дал осложнение на сердце, и концерты пришлось отменить. Проведя месяц в Японии, Рихтер прилетел в Германию. Прямо из аэропорта в Бонне он отправился в больницу. И здесь профессор, осматривавший музыканта, вдруг заявил, что на выздоровление пианиста он уже больше не надеется... Эти слова ошеломили всех присутствующих. Рихтер срочно был переведен в другую больницу.
Зиму Святослав Рихтер провел в Антибах. Тяжелее всего для музыканта в это время было соблюдать наложенный врачами запрет на творческую работу. Однако понемногу дело шло на поправку. Рихтера навестил
Ростропович, как всегда, полный сил и энергии: «Сколько можно лежать? Давай, поправляйся, и мы сыграем!» Рихтеру было интересно сыграть с
Ростроповичем, и он согласился дать совместный концерт. Планы близкого выступления согревали музыканта, давали веру в жизнь. Выступление должно было состояться 1 июля 1997 года на фестивале памяти Олега Кагана в Кройте (Германия). Однако из-за состояния здоровья появление Рихтера перед публикой пришлось перенести на конец августа. 5 июля Святослав Рихтер приехал в Москву.
И в России Рихтер мечтал о возобновлении концертной деятельности. Он был на даче, когда в ночь на 30 июля разразилась страшная гроза. У Святослава Теофиловича начались сильные боли в сердце. Его поместили в Центральную клиническую больницу. У него стало падать давление, он был помещен в реанимационное отделение, но так и не пришел в себя...
Великий пианист скончался 1 августа 1997 года. 4 августа 1997 года он был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
В наше время Рихтер с полным правом считается лучшим пианистом XX века. «...Это был поистине великий день моей долгой музыкальной жизни, да и не только моей... — заявила после встречи с пианистом в Америке, в прославленном Карнеги-холл Розина Левина (учительница Вана Клиберна). — Слушая Рихтера, я все время ловила себя на мысли, что присутствую при исключительном явлении XX века».» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
Весной 1937 года, Рихтер отправился в Москву поступать в консерваторию. Это был достаточно смелый шаг, поскольку молодой исполнитель не имел никакого музыкального образования. На приемном экзамене Рихтера услышал выдающийся пианист Г.Г. Нейгауз. С этого дня Рихтер стал его любимым учеником.
О первой встрече с двадцатидвухлетним музыкантом рассказал сам Генрих Густавович:
«Студенты попросили прослушать молодого человека из Одессы, который хотел бы поступить в консерваторию в мой класс. — Он уже окончил музыкальную школу? — спросил я. — Нет, он нигде не учился.
Признаюсь, ответ этот несколько озадачивал. Человек, не получивший музыкального образования, собирался в консерваторию!.. Интересно было посмотреть на смельчака.
И вот он пришел. Высокий, худощавый юноша, светловолосый, синеглазый, с живым, удивительно привлекательным лицом. Он сел за рояль, положил на клавиши большие, мягкие, нервные руки и заиграл.
Играл он очень сдержанно, я бы сказал, даже подчеркнуто просто и строго. Его исполнение сразу захватило меня каким-то удивительным проникновением в музыку. Я шепнул своей ученице: «По-моему, он гениальный музыкант». После Двадцать восьмой сонаты Бетховена юноша сыграл несколько своих сочинений, читал с листа. И всем присутствующим хотелось, чтобы он играл еще и еще... С этого дня Святослав Рихтер стал моим учеником».
Нейгауз принял Рихтера в свой класс, но никогда не учил его в общепринятом смысле этого слова. Как позже писал сам Нейгауз, учить Рихтера было нечему — нужно было только развивать его талант. Рихтер на всю жизнь сохранил благоговейное отношение к своему первому учителю. 1нтересно, что, переиграв чуть ли не всю мировую фортепианную классику, он никогда не включал в программу Пятый концерт Бетховена, считая, что не сможет сыграть его лучше своего учителя.
26 ноября 1940 года в Малом зале Московской консерватории состоялся дебют Рихтера перед столичной аудиторией. В этом первом концерте он выступал вместе со своим учителем. А через несколько дней дал собственный сольный концерт в Большом зале консерватории, и с этого времени началась его долгая жизнь музыканта-исполнителя.
«...Он сумел «наверстать» упущенное в смысле достижения всеобщего признания, условно говоря, за один вечер... — комментировала критика знаменательный ноябрьский клавирабенд 1940 года, — в свои... двадцать пять лет был сразу воспринят как законченный пианист мирового класса...»
Во время войны Рихтер находился в Москве. При малейшей возможности выступал с концертами. И ни на день не прекращал занятий. С июня 1942 года Рихтер возобновляет концертную деятельность и буквально начинает «осыпать» публику новыми программами. Одновременно начинаются его гастроли по различным городам. За два последних военных года он объехал почти всю страну. Даже государственный экзамен в консерватории он сдавал в форме концерта в Большом зале консерватории. После этого выступления комиссия постановила выгравировать имя Рихтера золотыми буквами на мраморной доске в фойе Малого зала консерватории.
Один из концертов в Москве в Большом зале консерватории в 1944 году стал для него, еще студента нейгаузовского класса — государственным экзаменом. Тогда и было официально засвидетельствовано окончание им высшего музыкального учебного заведения.
В 1945 году Святослав Рихтер стал победителем всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей. Он долго не хотел заявлять о своем участии в нем, так как считал несовместимыми понятия музыки и соревнования. Но участвовать в конкурсе он стал для того, чтобы укрепить преподавательскую репутацию своего учителя Нейгауза.
Один из очевидцев тех событий К.Х. Аджемов рассказывал: «Помню особую настороженность публики перед выступлением Рихтера. Он заметно волновался. Неожиданно погас свет. На эстраду вынесли свечи. Рихтер весь отдался музицированию. Он играл две прелюдии и фуги из первого тома «Хорошо темперированного клавира» Баха... Неторопливо раскрывалась гениальная музыка, в служителе которой каждый присутствовавший чувствовал человека высокой души и сердца... Исполнение запомнилось навсегда». Рихтеру была присуждена на конкурсе первая премия — ему и В.К. Мержанову, ученику С.Е. Фейнберга. В дальнейшем Рихтер не участвовал ни в каких конкурсах. Кроме того, он отказывался и от председательствования в жюри многих международных конкурсов.
Последующие годы он провел в беспрерывных гастролях. При этом постоянно расширялась география концертных поездок. «Жизнь артиста превращается в сплошной поток выступлений без отдыха и передышки, — пишет В.Ю. Дельсон. — Концерт за концертом. Города, поезда, самолеты, люди... Новые оркестры и новые дирижеры. И опять репетиции. Концерты. Полные залы. Блистательный успех...»
Секрет стремительного взлета Рихтера заключался не только в том, что он обладал уникальной широтой репертуара. С одинаковым успехом он играл Баха и Дебюсси, Прокофьева и Шопена. Главное же его качество как исполнителя — это умение из любого музыкального произведения создать неповторимый и цельный образ. Любая музыка звучала в его исполнении так, как будто именно он сочинил ее на глазах у зрителя. Это отметила одна из газет, скорбя о смерти великого маэстро: «Он был посредником между людьми и Богом».
В отличие от других пианистов, Рихтер умел раствориться в исполняемой им музыке. В ней в полной мере раскрывалась его гениальность. Сам же маэстро говорил, когда журналисты обращались к нему с просьбой об интервью (а на контакт с прессой он шел весьма и весьма неохотно): «Мои интервью — мои концерты». А выступать перед публикой музыкант считал святой обязанностью.
«Рихтер — пианист удивительной внутренней концентрации, — писал о советском музыканте один из зарубежных рецензентов. — Порой кажется, что весь процесс музыкального исполнения происходит в нем самом...»
Как считает Г.М. Цыпин: «Понять самое сокровенное в творчестве Рихтера-пианиста можно лишь в том случае, если ощутить вибрацию тончайших нитей, связывающих это творчество с индивидуально-личностным миром Рихтера-человека. Только так, зная и помня об этих нитях, вслушиваясь в их таинственное, но всегда различимое «звучание», можно прийти к объяснению хрустальной чистоты и возвышенности искусства замечательного пианиста, рассмотреть первоистоки подлинно эллинской гармонии и строгого душевного целомудрия его исполнительских трактовок, их гордой артистичности и одухотворенного интеллектуализма. Всего того, что в конечном счете находит выражение в бескорыстном, поистинe альтруистическом отношении Рихтера к Музыке. Того, что сообщает высокую морально-этическую ценность его исполнительству».
На протяжении многих лет рядом с Рихтером находилась его жена — певица Нина Львовна Дорлиак. Когда-то она выступала с собственными концертами, но оставила сцену и стала известным музыкальным педагогом. Сам Рихтер никогда не имел учеников. Вероятно, у него просто не было времени, а может быть, причина в том, что гениальности научить нельзя.
О разносторонности таланта, напоминающей гениев эпохи Возрождения, свидетельствует и увлечение Рихтера живописью. Всю жизнь он собирал картины и даже сам писал маслом. В Музее частных коллекций хранятся несколько авторских работ Рихтера. Что же касается основной коллекции, то большая ее часть также передана в музей. Надо сказать также, что в 1960-е—1970-е годы Рихтер устраивал в своем доме художественные выставки представителей неформальных течений. Особенно интересными оказались экспозиции Е. Ахвледиани и В. Шухаева.
«Одно слово необходимо, когда рассказываешь о нем: бескорыстие, — пишет соученица Рихтера по нейгаузовскому классу в консерватории В.В. Горностаева. — Во всем, что делает Рихтер, всегда поражает полное отсутствие утилитарных целей... В общении с ним немыслимы пошлость, вульгарность. Он умеет игнорировать, как нечто чуждое и неинтересное, все проявления суетности в человеке».
Рихтер был организатором и бессменным участником регулярных летних музыкальных фестивалей во Франции, а также знаменитых Декабрьских вечеров в московском Музее изобразительных искусств им. Пушкина, Итальянском дворике которого в августе 1997 года Москва прощалась с величайшим пианистом XX века.
Неизвестный Святослав РихтерЗа 55 лет работы на сцене Святослав Рихтер дал 3600 концертов в 36 странах мира. Его репертуар состоял из более чем 27 тыс. музыкальных произведений. Музыкант знал наизусть практически все произведения, которые были написаны известными композиторами в течение 200 лет.
20 МАРТА Святославу Рихтеру исполнилось бы 92 года. В воспоминаниях его называют «великим», «гениальным», «выдающимся». Сам Рихтер к подобным эпитетам относился болезненно, если не сказать — негодующе.
Про него говорили, что он терпеть не мог расстроенных инструментов. Даже написали как-то, что при виде старого фортепиано «его лицо исказила такая мука…» А сам Рихтер никогда не обращал внимания на то, на каком рояле или фортепиано он играет, — мог приехать в отдаленную деревню и сесть за тот инструмент, который был в местном клубе.
ХОТЯ в его жизни было и то, чего он действительно терпеть не мог. Например, когда…
…им восхищались» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
КАК-ТО в гримерку Рихтера зашел поклонник и принялся целовать ему руки. Пианист, по воспоминаниям близких, чуть не завизжал от ужаса. И в ответ бросился целовать руки этому человеку. Он смертельно боялся восхищений. Слыша их, замыкался и лишь вежливо улыбался в ответ. А на друзей, которые падали перед ним на колени и начинали аплодировать, обижался. «Ну почему они так себя ведут? — говорил он. — Мне от этого становится так больно!»
Когда кто-нибудь из критиков говорил, что концерт прошел гениально, Рихтер отвечал: «Гениальным может быть только творец. А исполнитель может быть талантливым и вершины достигает только тогда, когда выполняет задуманное художником».
…спрашивали о матери» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
ГЛАВНОЙ трагедией Рихтера было предательство матери. Семья музыканта жила в Одессе. Отец работал в оперном театре, мать замечательно шила. Когда к Одессе подходили немцы, семье предложили уехать в эвакуацию. Но мать, Анна Павловна Москалева, неожиданно для всех отказалась. По законам военного времени отца Святослава Теофиловича арестовали и расстреляли. Раз он — немец по национальности — не хочет уезжать из города перед приходом фашистов, значит, он ждет их. Так рассудили чекисты.
А мать музыканта неожиданно вышла замуж за некоего Кондратьева, за которым ухаживала перед войной. Только много лет спустя Рихтер узнал, что этот Кондратьев только на словах был тяжелобольным человеком. На самом деле он, потомок влиятельного царского чиновника, лишь притворялся инвалидом и ждал, когда же советской власти придет конец.
Перед тем как Одесса была вновь взята советскими войсками, Кондратьев с немцами бежал из города вместе с женой. А Рихтер, учившийся в это время в Москве, ничего не знал. И все ждал писем от матери, которая была для него самым близким человеком.
Все военные годы он жил ожиданием встречи с матерью. «Вы не представляете, какая у меня мама, — говорил он друзьям. — Я только скажу что-нибудь — она уже смеется. Я только подумаю о чем-то — она уже улыбается».
Анна Павловна была для него не только лучшим другом и советчиком. Она была для него основой нравственности. Как-то Святослав, будучи мальчишкой, не вернул книгу знакомой девочке, и та посетовала матери музыканта: «Конечно, все таланты одинаковы». И женщина тут же отчитала сына: «Как же стыдно тебе будет, если люди станут ценить тебя только как талант. Тебе талант дан от Бога, ты в этом не виновен. А вот если ты по-человечески не будешь считаться с людьми — это позор».
Когда музыкант узнал о предательстве матери, он замкнулся в себе. Это была самая страшная катастрофа его жизни, пережить которую он так и не смог. «У меня не может быть семьи, — решил он для себя. — Только искусство».
А мать, выйдя замуж за Кондратьева и поселившись за границей, дала согласие на то, чтобы муж носил ее фамилию. Музыкант с ужасом вспоминал, как спустя много лет увидел на двери дома матери табличку «С. Рихтер». «При чем здесь я?» — подумал Святослав Теофилович и только потом вспомнил, что Кондратьева звали Сергеем. Случалось и такое, что отчим давал иностранным журналистам интервью от имени отца великого пианиста. Сам же Рихтер, слыша от корреспондентов фразу: «Мы видели вашего отца», сухо обрывал их: «Мой отец расстрелян».
Встреча с матерью состоялась через много лет, когда благодаря усилиям Екатерины Фурцевой и Любови Орловой музыканта наконец выпустили за границу. Но общения, увы, не получилось. «Мамы больше нет, — говорил Рихтер своим близким. — Только маска. Мы только поцеловались, и все».
Но, когда Анна Павловна тяжело заболела, Рихтер все заработанные на гастролях деньги потратил на ее лечение. Его отказ сдать гонорар государству вызвал тогда большой скандал.
О смерти матери музыкант узнал от Кондратьева за несколько минут до начала своего концерта в Вене. Это было единственное неудачное выступление пианиста. «Конец легенды», — писали на следующий день газеты.
…создавали особые условия» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
РИХТЕР был удивительно неприхотливым человеком. Приехав поступать в Московскую консерваторию, какое-то время жил в квартире своего педагога Генриха Нейгауза, где спал… под роялем. На протяжении всей жизни его самым любимым блюдом была жареная картошка.
Музыканта отличало чувство абсолютного равенства с людьми. Когда он видел женщину, моющую полы, то тут же бросался ей помогать. А если его звали в гости соседи по коммуналке, Святослав никогда не отказывался. «Ваша жареная картошка бешено вкусная», — благодарил он за угощение.
Однажды, прогулявшись, он решил искупаться. И пока плавал, у него украли рубашку. Делать нечего — вышел из воды, надел брюки и отправился на станцию. А там какие-то рабочие сидели и выпивали. «Ты чего голый-то ходишь? — обратился к Рихтеру один из них. — Иди, выпей с нами. И возьми вот мою тельняшку. А то как ты в Москву поедешь?» И Святослав надел тельняшку, поехал в ней в Москву и потом очень переживал, когда ее выбросили.
По воспоминаниям друзей, ему легко давалось то, что для других казалось почти невозможным. Однажды большой компанией Рихтер пешком отправился в монастырь, до которого было около 50 километров. Дойдя до места назначения, все буквально рухнули на землю от усталости. А Рихтер, как ни в чем не бывало, пошел осматривать достопримечательности.
А еще он ничего не боялся. Во время гастролей в Тбилиси, когда он уже был знаменитым на весь мир Рихтером, его поселили в один номер с флейтистом. Перед репетицией Святослав Теофилович отправился на традиционную прогулку, а вернувшись, никак не мог попасть в номер. Тогда он зашел в соседнюю комнату и по карнизу шестого этажа спокойно добрался до своего окна. «Неужели тебе не было страшно? Все-таки шестой этаж», — спрашивали его потом. «Нисколько, — отвечал Рихтер. — Страшно было моему соседу. Он был с какой-то дамой, и, когда я появился со стороны окна, жутко испугался».
…обижали животных» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
КРОМЕ музыки больше всего на свете Рихтер обожал природу. Самыми красивыми местами на Земле считал Оку и Звенигород. Когда кто-то из немецких журналистов задал ему вопрос: «Вам, наверное, приятно, находясь на вашей родине, Германии, видеть великую реку Рейн?», Рихтер ответил: «Моя родина — Житомир. И Рейна там нет».
Узнав о том, что режиссер Андрей Тарковский для съемок в одной из своих картин сжег живую корову, пианист пришел в ужас. «Я больше не желаю слышать имени этого человека, — говорил Святослав Теофилович. — Я его ненавижу. Если он не может обойтись без подобной жестокости, значит, у него не хватает таланта».
Приходя в гости и видя на предложенном ему кресле спящую кошку, Рихтер никогда не решался занять облюбованное животным место. «Нет, ее же нельзя будить. Я лучше где-нибудь в другом месте сяду», — говорил он.
Незадолго перед своим последним отъездом за границу Рихтер, как обычно, прогуливался по бульварам. Неожиданно взгляд его упал на мертвого голубя, валявшегося на тротуаре. Музыкант поднял тушку птицы, похоронил и только после этого отправился дальше…
За шесть дней до кончины Рихтер вспоминал начало войны, ночь, когда начали бомбить Москву. Вместе с другими жильцами музыкант поднялся на крышу дома, чтобы тушить сбрасываемые врагом зажигалки. Над столицей зловеще звучали моторы фашистских самолетов. А Рихтер восхищенно смотрел на перекрещивающиеся лучи прожекторов. «Это же Вагнер, — говорил он. — «Гибель богов».
«Я, наверное, «маленький»» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
Жизнь Рихтера была вовсе не такой безоблачной и благополучной, как о ней писали
В МАРТЕ в нашу редакцию позвонила женщина. «Меня зовут Галина Геннадьевна, -представилась она. — У меня есть письма Рихтера, вам интересно?»
Оказалось, брат Галины Геннадьевны — Анатолий, летчик по профессии, — был близким другом великого музыканта. Они часто встречались, а когда Святослав Теофилович уезжал из Москвы, то переписывались. «Толя часто рассказывал мне про Рихтера, — вспоминает Галина Геннадьевна. — Говорил, что Слава был очень несчастным человеком. И брат хотел, чтобы все узнали, что жизнь Рихтера была вовсе не такой безоблачной и благополучной, как о ней писали».
В начале 90-х Анатолий трагически погиб. И только совсем недавно в его вещах Галина Геннадьевна обнаружила письма от Рихтера, одно из которых с ее позволения мы публикуем.
«Дорогой Анатолий! Наконец смог сесть за письмо тебе. Я только вчера утром получил твое и поэтому в среду долго наблюдал оживление, которое царило среди веселых купающихся при свете печальных сумеречных ламп; сидел на скамье и волновался.
Твое письмо (второе) меня и огорчило (эгоистично) и успокоило (из-за того, что ты будешь отдыхать в постели). Ты правда страшно устал и тебе нужен отдых. От твоего письма мне еще больше захотелось тебя видеть и чувствовать.
Мне так жалко и досадно, что я в тебе часто вызываю нетерпение и досаду, и так хотелось бы этого избежать. Ты пишешь, что тебя надолго не хватит, и я себя чувствую опять очень виноватым.
Ну ладно, пожалуйста, не досадуй на меня. Я так хочу (и буду делать), чтобы все было хорошо.
В моем путешествии все было довольно удачно, красиво и элегантно. Кроме самого главного — я недоволен своим выступлением. Конечно, это естественно, поскольку у меня был большой перерыв, но все-таки жалко (внешне это был очень большой успех, но ты ведь знаешь, что это для меня не главное).
На обратном пути я на один день задержался в столице Украины, где целый день опять сидел за инструментом, готовясь к 28-му (отложенному 30 мая) в Москве. Приехал 27-го и застал твое первое письмо из аэропорта (меня оно очень огорчило, по-видимому, я действительно «маленький», если не умею делать простые вещи). Напиши мне, пожалуйста, как это обошлось.
Ты, вероятно, останешься до дня рождения сына. И это мне понятно, так оно и должно быть. Теперь мне очень интересно, когда я тебя все же увижу, потому что очень скоро опять уеду.
Прошу тебя очень, по возможности, отдыхай и старайся не раздражаться — это для тебя главное. Ты скажешь: «Легко сказать!», но будешь неправ. Хотя у меня очень многое по-другому, но, по части волнения, нервов и перегруженности на работу, правда, у нас выйдет так на так…
Желаю тебе, чтоб твои заботы в Казани увенчались успехом, чтобы ты хорошо себя чувствовал, а главное, чтобы ты всегда был счастливым.
Обнимаю тебя, твой Славкин 29.05.64»
Рихтер. Непокоренный.Автор: Бруно Монсенжон
Будучи неоднозначной и многоплановой личностью, Рихтер не принадлежал ни к какой определенной нации, а значит, принадлежал ко всем. Он вобрал в себя все самое ценное от русской, немецкой, французской и итальянской культуры. Повсюду чужой и везде как у себя дома.» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
Творчество Святослава Рихтера, влияние его личности на публику и собратьев по искусству (он единственный, кого все без исключения относят к числу наиболее выдающихся пианистов в истории) не укладываются в какую-то классическую модель.
После едва ли не беспризорных детства и отрочества, которые прошли в Одессе, где он самостоятельно постигает музыку и учится игре на фортепиано, он, не получив какого бы то ни было академического образования, уже в пятнадцать лет становится концертмейстером в оперном театре. В 1937 году перебирается в Москву. В том возрасте, когда большинство великих пианистов уже были профессиональными музыкантами, он становится студентом.
Генрих Нейгауз, один из наиболее известных советских пианистов тех лет, покоренный гением безвестного юноши, без раздумий берет его в свой класс Московской консерватории. Рихтер учится совершенно вне предписанной программы. За отказ (вещь немыслимая в годы сталинизма) посещать обязательные для всех занятия (студентам читали непременный курс «политических» предметов) его дважды исключают из консерватории, но каждый раз восстанавливают по настоянию Нейгауза. Его замечает Прокофьев и просит исполнить, с участием самого автора в качестве дирижера, свой Пятый концерт, «который не имеет никакого успеха, когда он, Прокофьев, исполняет его сам». Успех оглушительный, и это становится не столько началом артистической карьеры, сколько рождением легенды. Идет 1941 год.
С тех пор Рихтер разъезжает по всему Советскому Союзу, непрестанно пополняя свой репертуар, разросшийся, судя по всему, до небывалых размеров. К концу жизни он, не считая камерных произведений и бесчисленных опер, в том числе всех творений Вагнера, с музыкой и текстом, держал в памяти и исполнял наизусть около восьмидесяти программ разных сольных концертов.
Однако по причинам коренившихся в семейных обстоятельствах, ему не позволяют выезжать за границу, за исключением стран социалистического лагеря. Но Рихтер ни о чем не просит, не гонится за международной славой, не стремится к личному благополучию в противоположность большинству своих коллег, которым лишь концертные турне на Западе могли дать какую-то возможность улучшить свое материальное положение.
Кроме того, он почти единственный из великих сольных исполнителей своего поколения и своей страны, кто решительно уклоняется, не столько в силу сознательного неприятия, сколько в силу полного безразличия — он был не бунтарем, а строптивцем, — от членства в коммунистической партии. Творческая деятельность в исключительно советской среде не пугает его, да он, в сущности, ничего не боится. Поэтому никто не может давить на него.
Когда он наконец выезжает на Запад, сначала, в мае 1960 года, в Финляндию, затем, в октябре того же года, в Соединенные Штаты, ему идет уже сорок шестой год. Его первые выступления в Америке — серия из восьми сольных концертов и концертов с оркестром в Карнеги-холле — произвели на музыкальный мир впечатление взорвавшейся бомбы. Затем он отправляется в Европу, посещает Англию, Францию, Германию, Италию, Скандинавию и продолжает ездить по этим странам на всем протяжении шестидесятых годов. Потом настанет черед Японии.
Однако Рихтер недолго следует заранее составленному расписанию заграничных концертов. Не приемля какого бы то ни было распорядка, он играет, где и когда ему заблагорассудится, самочинно предлагая внеплановые программы аудитории, околдованной вулканической мощью и бесконечно тонкими оттенками его исполнения. После четырех турне в Соединенных Штатах он отвергает все новые предложения выступить в этой стране, внушающей ему чувство отвращения, за исключением, как он сказал сам, «музеев, оркестров и коктейлей». В 1964 году он устраивает фестиваль во Франции (Музыкальные празднества в Турене, в Гранж де Меле под Туром), затем фестиваль в Москве (Декабрьские вечера в Пушкинском музее), но иногда пропадает куда-то на целые месяцы.
Он с нескрываемым удовольствием отдается камерной музыке в сопровождении постоянных партнеров: Мстислава Ростроповича, Давида Ойстраха, Квартета имени Бородина, аккомпанирует вокалистам: Нине Дорлиак, Дитриху Фишеру-Дискау, Петеру Шрайеру в их сольных концертах; выступает с молодыми исполнителями: скрипачом Олегом Каганом и его женой виолончелисткой Наташей Гутман, альтистом Юрием Башметом, пианистами Золтаном Кочишем, Андреем Гавриловым, Василием Лобановым, Елизаветой Леонской, Андреасом Люшевичем, способствуя утверждению их репутации. Он играет с огромным числом дирижеров: Куртом Зандерлингом, Евгением Мравинским, Кириллом Кондрашиным, Лорином Маазелем, Леонардом Бернстайном, Рудольфом Баршаем, Гербертом фон Караяном, Серджио Челибидахе, Яношем Ференчиком, Кристофом Эшенбахом, Риккардо Мути, Шарлем Мюншем, Юджином Орманди, но главным образом со своими любимцами Вацлавом Талихом и Карлосом Клейбером.
С начала восьмидесятых годов он играет только с нотами на пюпитре в полутемных залах, где лишь смутно вырисовывается силуэт его плотной фигуры, создавая совершенно необычную атмосферу. Он пребывает в убеждении, что таким образом избавляет слушателя от бесовского искушения вуайеризмом.
Фирма «Ямаха» предоставляет ему в постоянное пользование два больших концертных рояля (и настройщиков, следивших за их исправностью!), сопровождающих его повсюду, куда бы ему ни вздумалось отправиться. Повсюду? За исключением того случая, когда в возрасте семидесяти с лишним лет он уезжает из Москвы в автомобиле и возвращается лишь спустя полгода. За это время он покрывает расстояние до Владивостока и обратно, не считая недолгой вылазки в Японию, в условиях, о которых просто страшно подумать, и дает добрую сотню концертов в городах и самых глухих поселках Сибири… Таким образом «миссионер» дает почувствовать, что больше ценит простодушное обожание аудитории Новокузнецка, Кургана, Красноярска и Иркутска, чем притворные восторги публики Карнеги-холла.
В этой книге нет ничего от биографии. На основе довольно неупорядоченного текста, составляющего более тысячи страниц, мне нужно было попытаться выстроить повествование, имеющее видимую связность, прибегнув к монтажу и пользуясь преимуществами, которые дает, по сравнению с техникой кинематографического монтажа, бесплотность письма. Я мог не брать в расчет нередко значительные различия звуковой среды, которые могли бы помешать стыковке фраз, записанных с многомесячным интервалом, пренебречь невнятным произнесением некоторых слов, отсутствием многих имен собственных, заменявшихся личными местоимениями «он», «она», «они», разобраться в которых весьма затруднительно, если не поставить вместо них имена соответствующих людей, а также посторонними шумами от столкновения микрофона с рукой собеседника.
К тому же речь Рихтера не поддавалась непосредственному переносу на бумагу. Ввиду того, что он нередко медлил с ответом, давал увлечь себя неожиданным поворотам мысли и то и дело переключался на мои попутные замечания, мне пришлось в немалой степени преобразовать ее, чтобы изложить в письменном виде, тем более что в процессе работы над книгой я решил отказаться от диалога, отдав предпочтение непрерывному повествованию от первого лица. Мне казалось, что такое решение гораздо больше отвечает ожиданиям читателя и способствует ясности изложения, в то же время не вынуждая меня отбрасывать синтаксические несообразности в духе Селина, свойственные речи Маэстро. Во всяком случае, я старался воспроизвести на бумаге ее весьма своеобразный ритм или хотя бы вызвать, даже прибегнув к неизбежному стилистическому транспонированию, ощущение «как сказано, так и писано», как выразился бы Монтень.
Из-за его отвращения к любому виду саморекламы, из-за упорного нежелания говорить о себе, молчания, которое он хранил на протяжении всей своей беспокойной жизни (и столь же беспокойного времени) — жизни, целиком посвященной музыке, которой он самозабвенно и бескомпромиссно служил, а также в силу того, что вопреки своему упорному молчанию он стал мировой знаменитостью, — Рихтер всегда был мишенью для всяческих слухов. Нисколько не боявшийся скандалов, он всегда стремился к порядку и правде: в партитуре, в искусстве, в поведении, — правде по-детски простодушной.
Истории, связанные с его музыкальной деятельностью, представлялись ему часто в высшей степени нелюбопытными, и я, уже задним числом, обратил внимание на то, что по недостатку времени, а также тем, по его мнению заслуживающих внимания, наши беседы с ним с точки зрения сугубо хронологической не перешли границы конца шестидесятых годов. «Все это вы найдете в моих тетрадях», — неоднократно повторял он мне. Таким образом, эти «тетради» становятся связующим звеном и составляют содержание второй части настоящей книги. Рихтер начал делать в них записи в рождественские дни 1970 года и продолжал писать, порой от случая к случаю, до осени 1995-го — до дней, на которые пришлась наша встреча и его последняя поездка в Японию.
Читатель увидит, что, хотя он очень мало говорит о самом себе, его личность проявляется в этих записях. Никаких умствований, просто впечатления, скупые, немногословные, без каких-либо прикрас.
Все переданные им мне записи составляют семь толстых школьных тетрадей со сплошь исписанными страницами. На странице слева поставлена дата (которая отсутствует лишь в нескольких случаях), указаны место, музыкальная программа, включая номер опуса и тональность, подробный перечень исполнителей, инструменталистов, певцов и дирижеров. Наконец, если он был в обществе, что случалось нередко, на этой странице перечисляются поименно все присутствовавшие.
Суждения Рихтера о музыкальном мире и музыкантах отличаются порою крайней язвительностью, производящей тем более сильное впечатление, что выражены кратко и без обиняков. Пусть же те, кого они могут задеть, примут во внимание, что убийственный юмор Рихтера, его горячность в критических оценках столь же свойственны ему, как и восторженность, и обращены прежде всего против самого себя.
Вполне вероятно, что в окончательной редакции я сделал упор на эпизодах, которые показались бы Рихтеру малозначительными (сколько раз он со смехом говорил, окончив рассказ о каком-нибудь забавном происшествии: «Но это все вздор, к музыке это не имеет никакого отношения!»). Но разве не отвечал он в лучшем случае достаточно бегло на вопросы, которые казались мне в высшей степени важными? И не следует ли видеть в этом взаимообогащении мыслями одно из истинных наслаждений, доставляемых такого рода игрой между «я» и «ты»? Как бы то ни было, я утверждаю, что ничего не присочинил, и в том, что касается конечного результата, я глубоко убежден, как это ни удивительно, что ни на йоту не погрешил против Рихтера.
С экрана улыбались полные неизбывной печали глаза Рихтера, а за экраном звучали двойные восьмые похоронного баса, которые Шуберт ввел дополнительно в коду второй темы в качестве аккомпанемента невыразимой тоске главной темы, затем шел крупным планом Рихтер, исполнявший эту сонату на концерте двадцатишестилетней давности.
Эпизод был волнующий, но лишний, и я убрал его из окончательного варианта фильма, ибо не было нужды пояснять, как я и публика признательны ему за все, чем он одарил нас.
Досье:Народный артист СССР (1961 год), Герой Социалистического Труда (1975 год), лауреат Государственной и Ленинской премий. Снимался в кинофильме «Композитор Глинка» (1952 год. Роль Ференца Листа). Жена — певица Нина Дорлиак (умерла в 1998 году).
Награды» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
За выдающееся мастерство и заслуги в области Рихтер неоднократно удостаивался различных отечественных и зарубежным премий и наград, среди которых:
* Сталинская премия (1950);
* Премия «Грэмми» (1960);
* Ленинская премия (1961);
* Звание Народного артиста СССР (1961);
* Премия Роберта Шумана (1968);
* Почётный доктор Страсбурского университета (1977);
* Премия Леони Соннинг (1986).
* Герой Социалистического Труда
Источники:» Спойлер (нажмите, чтобы прочесть) «
Фотоальбом: http://photo.sibnet.ru/alb21190/