Сейчас обсуждают

[Rescepter]

Таков ум самого В. И. Иванова. За мистическими туманностями его стихов проступает здравая логика. Задолго до Блока поэт углядел в русском человеке двойственность, побуждающую его обращать свой взор к скифству, к Востоку. Тонкий критик Н. С. Гумилев в своих «Письмах о русской поэзии» утверждал: «Мне хочется показать, что Вячеслав Иванов – с Востока. Предание не говорит, слагал ли песни царь-волхв Гаспар [один из трёх волхвов, пришедших поклониться новорожденному Христу – В. Р.], но если слагал, мне кажется, они были похожи на стихи В. Иванова».

Наряду со всем своим «скифством» Вяч. Иванов безусловный европеец. Он и прожил большую часть жизни в Италии, Германии, Франции. Раскройте его книгу: вам бросятся в глаза латинские, итальянские, греческие, немецкие эпиграфы, названия стихотворений. Такое можно встретить только у Брюсова да еще до какой-то степени у Максимилиана Волошина, поэта, литературного критика и искусствоведа.В такой же степени, как Брюсов, Вячеслав Иванов охотно пользуется сложными формами стихосложения. Часто у него встречается сонет, которым поэт владеет в совершенстве. Н. С. Гумилев писал: «Нет ни одного самого сложного приёма, которого бы он не знал. Но он для него не помощник, не золотая радость, а тоже только средство. Не стих окрыляет Вячеслава Иванова – наоборот, он сам окрыляет свой стих».

Чаще всего стихи Вяч. Иванова ни на чьи другие не похожи.
У него особый, своеобразный словарь, тяжелый и архаичный. Наверное, только у него можно встретить строку, почти сплошь состоящую из спондеев: «Но к праху прах был щедр и добр».
Это ещё более тяжело произнести, чем, например, стихи позднего Брюсова. Ведь в них единственный (третий) слог безударный, остальные все (!) ударные, Иногда (очень редко) можно уловить интонации поэтов XIX века, например Тютчева:
Вчера во мгле неслись титаны
На приступ молнийных бойниц,
И широко сшибались станы
Раскатом громких колесниц.

Стихи, посвящённые Георгию Чулкову, поэт начинает строкой, относящейся, разумеется, к адресату, но она великолепно характеризует его собственный «стих связанный, порывистый и трудный». Недаром умные пародисты, вроде А. А.Измайлова (пародист и критик, 1873—1921гг.) —, отлично подметили все его особенности – славянизмы, тяжеловесность, пристрастие к коротким словам:
Ярь пылку пел я жён, и мужню кипь и прыть.
И оный Китоврас в сей смольный стих вмещался,
Когда б, предтеча мой, мог Кюхельбекер жить,
Измлев, о мне бы он взыгрался.

Конечно, Кюхельбекер, да и Тредиаковский, с которыми часто сравнивали поэта современники, для нас больше не являются синонимами выспренних графоманов. Мы глубже и серьезнее оцениваем этих мастеров «высокого косноязычья», неизбежного при освоении поэтической целины. Да ведь таким был и Г. Р. Державин, которого мы сейчас заново и с удовольствием для себя открываем. В одном из стихотворений 1905 года, года революции, чётко проявились интонации, характерные для Волошина этого же периода («Ангел мщения», «Предвестия»), пророческие, гневные:
Дохнет Неистовство из бездны тёмных сил
Туманом ужаса, и помутится разум.
И вы воспляшете, все обезумев разом,
На свежих рытвинах могил.

Видимо, такие интонации Видимо, такие интонации просто носились в этот год в воздухе. (Но волошинский «Ангел мщенья» написан в 1904 году, а напечатан и того позже). Интерес к Элладе привел В. И. Иванова к Ницше (1844-1900гг.,немецкий философ, мыслитель, поэт), к его «Рождению трагедии из духа музыки».Отсюда его пристальное внимание к культу Диониса. При описании жриц Диониса в стихе Вячеслава Иванова появляется вообще-то не свойственный поэту пульсирующий ритм с резкими перепадами:
Ты резни,
Полосни
Зубом молнийным мой камень, Дионис!
Млатом звучным источи
Из груди моей застылой слез ликующих ключи...
Дионисом, древним богом вина и загробного мира, слез и танца, богом ночи и «ночной стороны души», противостоящим «дневному» Аполлону, поэт интересовался всю жизнь.